Философский камень (ребис) — в описаниях средневековых алхимиков некоторый химический реактив, необходимый для успешного осуществления превращения (так называемой трансмутации) металлов в золото.
Одной из главных задач алхимиков было приготовление двух таинственных веществ, с помощью которых можно было бы достигнуть столь желанного облагораживания (усовершенствования) металлов. Наиболее важный из этих двух препаратов, который должен был обладать свойством превращать в золото не только серебро, но и неблагородные (несовершенные) металлы, как например свинец, ртуть и другие, носил название философского камня, великого эликсира или магистериума, а также именовался красной тинктурой, панацеей жизни и жизненным эликсиром.
Этому средству приписывалась могучая сила: оно должно было не только облагораживать металлы, но и служит универсальным лекарством; раствор его, в известной степени разведённый, так называемый золотой напиток (аurum potabile) (также питьевое золото), принятый внутрь в малых дозах, должен был исцелять все болезни, молодить старое тело и делать жизнь более продолжительной.
Другое таинственное средство, уже второстепенное по своим свойствам, носившее название белого льва, белой тинктуры или малого магистериума, ограничивалось способностью превращать в серебро все неблагородные металлы.
Находивших философский камень звали адептами.
Хотя большинство людей и считает философский камень выдумкой, всё же в ХХ веке трансмутация была проведена - золото нередко получается из других элементов в процессе работы ядерного реактора. Оно получается в ничтожных концентрациях, дорогим для извлечения и отрицательно влияет на работу самого реактора. Универсальным лекарством такой «магистериум» тем более не служит.
Есть такая поговорка: рыба портится с головы. Видимо поэтому наиболее последовательные защитники науки не оставляют попыток отсечь философию от научного познания, поскольку являясь в традиционном понимании наукой наук, или наукой о всеобщих законах устройства Мира, она не выполнят своей функции и дабы не портить весь продукт, отсекают самую уязвимую часть. Такие действия представляются вполне оправданными еще и по той причине, что философия действительно осталась самой странной и запутанной дисциплиной, не способной решить свои проблемы и доказать свою пригодность в качестве таковой участвовать на равных с частными науками в познании окружающей нас действительности.
Современные философы уже не могут оправдывать ее претензии на особую роль в процессе познания и предпочитают вообще вывести ее из под огня критики лишив ее заявленного статуса. Не станем осуждать их за это желание, поскольку историческая ситуация не благоприятствует поддержанию ее стремительно падающего имиджа, хотя естественно самая большая доля ответственности лежит именно на философах, и объясняется их не способность решить проблемы ее самоопределения и становления, не смотря на ее многовековую историю.
Но ситуация не столь безнадежная как может показаться на первый взгляд. Понятное стремление философов отыскать себе нишу для продолжения той деятельности, которая, не смотря на весь скепсис и разочарование продолжает оставаться востребованной, дабы спокойно есть свой хлеб, не опасаясь подвергнуться критике со стороны научной номенклатуры и практических деятелей науки, не должно вводить в заблуждение и заставлять заранее признавать поражение. Не стоит рассматривать научность в философии и как пережиток тоталитарного устройства нашего государства. Надо попытаться подойти к решению этой проблемы непредвзято, без заранее готового ответа, что порою невозможно как в силу психологических причин, так и причин заложенных в традициях постановки и решения философских задач.
Попытаемся дать такую непредвзятую оценку в вопросе о научности философии.
Альтернативной точкой зрения будут выступать представления о философии как о мировоззрении, изложенные в статье А.Л. Никифорова «Философия как личный опыт». Основными стимулами к пересмотру статуса философии являются по его мнению искусственность онаучивания философии посредством введения в ее структуру методов частных наук, влияние идеологии, сложность существование философа в рамках действия научных критериев, что сдерживает его свободу творчества, а так же естественно трудности обнаружения научного содержания в ее результатах, то есть в продуктах деятельности самих философов.
Естественно автор понимает что самым сильными аргументами в подтверждение тезиса о не научности будут не указания на наличие субъективного дискомфорта возникающие при ее изучении, а опровержение именно претензий философии на научность. Найти же такие «подтверждения» этой точке зрения в той ситуации в которой она оказалась, из-за собственных проблемам ее формирования и самоопределения, не составляет большого труда. Но думается автор переоценил их очевидность, и не смог определить их действительную природу. А она как нам кажется, заключается именно в проблемах построения самой теории, нежели в неадекватном толковании философского метода отражения действительности.
|
